- Слушай, - притворно печально вздыхает Химчан и демонстративно встаёт. - Уходи, а?
Чунхон хмурится непонимающе, Чонап тоже. Все остальные просто уставляются на лиса.
- Чего хмуришься? Всё, не мучай меня больше, пожалуйста. Уходи. Вали ко всем чертям, к Чонапу, Гуку, хоть к королеве английской, я слишком устал. Я не могу больше тебя любить.
Чунхон хмурится ещё больше, не понимает, даже апельсин из рук не выпускает. По его пальцам течёт оранжевый пахучий сок.
- Я не понимаю.
- Всё ты понимаешь.
Химчан прекрасно понимает, что поступает жестоко. Что не имеет права на такие грубости, но иначе он не может. Сказать это ласково, так, чтобы не ранить - нет, это выше его сил.
- Всё ты понимаешь, сыночка, - последнее слово звучит особенно твёрдо. - Мамочка устал, мамочка хочет быть просто мамочкой, а не ненужным любовником.
Ёнгук закашливается, потому что видит, что по щекам лиса текут слёзы: огромные, как в японских мультиках, искренние, и так много их, что вообще непонятно, как они в нём умещались.
Химчан смотрит на Чунхона в упор, только кулаки сжимает, и дышит коротко и отрывисто.
- Химчан... (с)




Я перечитываю этот фик уже в сотый раз.
Потому что это дофига актуально.
А этот момент так вообще "убейсяобстенуеня!"